/

ВОЕННЫЕ ДНЕВНИКИ ВАДИМА ШЕФНЕРА. : Портал "Сеть Сибири" для детей, родителей, педагогов, студентов.

ВОЕННЫЕ ДНЕВНИКИ ВАДИМА ШЕФНЕРА.
 

 Версия для печати Версия для слабовидящих

Автор:

Вадим Сергеевич Шефнер, поэт, потомственный петербуржец, родился в Петрограде за два года до революционного 1917-го и скончался спустя десятилетие после краха советской власти. XX век, со всеми своими иллюзиями и трагедиями, - его родной век. И решающее для России испытание в этом веке - Великая Отечественная война - в жизни Шефнера было ключевым. Его дневники еще одно тому подтверждение.

Довоенные записи Шефнер сжег в 1952 году: "Боялся, что посадят, сделают обыск, - а там упоминались фамилии. Мог навредить". Так он объяснял свой поступок позже в "мемориях", заметках к автобиографической книге "Бархатный путь" (1999). Объяснение характерное, понятное, но сожженных дневников безусловно жаль, их не вернешь. Те же дневники, что сохранились, - за шестьдесят без малого лет, - открываются 1942 годом.

Тоненькая записная книжка карманного формата, в клеточку, с алфавитом. В ней варианты стихотворных строк. Кое-какие адреса. Памятка о неотложных делах и поручениях. А если перевернуть книжку: начиная с последней странички убористым, четким почерком заносятся записи. Аккуратные, совсем краткие или более-менее пространные. У каждой дата, частенько указывается и время: ночь, утро, час. Записи - не сплошь ежедневные, но последовательные - пронумерованы.

Подобных разнокалиберных книжек и тетрадок, где записи исчисляются сотнями, у Шефнера за войну было несколько. Его дневник, обращенный исключительно к самому себе, - результат жесткого самонадзора. Шефнер попал в армию совсем молодым, блокада и фронт подвергли беспощадной проверке его еще неокрепший характер, сформировали личность. Он неоднократно повторял, что стал в те годы "другим человеком". Эту драматическую эволюцию дневник и фиксирует - скупо, пунктирно. Ничуть не заботясь о способе изложения, Шефнер непроизвольно набрасывал в нем свой автопортрет - без какой бы то ни было позы и рисовки. Оттого дневник драгоценен прежде всего как человеческий документ - свидетельство душевной чистоты и стойкости.

Личный поединок с войной Шефнер выиграл. Но какой ценой?

1942

I

3.1.42. И вот, после долгого перерыва, я снова начинаю, вернее, продолжаю свой дневник. Много, много нового произошло за этот перерыв в ведении дневника. Но это слишком долго описывать, сразу не описать. Поэтому я буду делать так: писать о том, что произошло со мною за данный день, а попутно вспоминать предыдущее.

Мой сегодняшний день. Сейчас я сижу в одной из комнат редакции "З<намя> П<обеды>" и при свете ночника пишу эти строки. Электричества по вечерам нет уже несколько дней. В той комнате, где я сижу, - тепло. Но сижу я здесь не совсем законно, - по-настоящему я должен находиться и работать в другой, где моя койка, но там собачий холод.

Встал я сегодня в 9 1/2 и сразу же пошел за завтраком. Я столуюсь на красноармейской кухне, пища подается из окошечка кухни-землянки. Ешь где хочешь. Члены команды едят в типографии, а я тащусь с котелком 1/2 километра обратно, в редакцию. По дороге суп стынет, и я бегаю по всей редакции - ищу, где топится печка, и разогреваю. Это очень сложно и неприятно. Сегодня написал маленькую вещь для отдела юмора. Еще не знаю, пойдет ли. Я только третий день перешел в редакцию и еще не знаю толком что к чему.

Самое мучительное - это холод. К недоеданию я почти привык. Но я страшно мерзну в редакции после землянки, в которой я жил, когда находился в автороте БАО.

Это был самый грустный Новый год в моей жизни. Я сидел один в темноте у плохо протопленной печки, и в желудке было пусто, и грустно и тоскливо было на сердце. И я взял и лег спать в 10 1/2 вечера и заснул. Мне снился какой-то хороший сон, но что именно снилось - не помню. Так я встретил 1942-й.

Хотя Шефнер был "белобилетником": от рождения не видел левым глазом, - в августе 1941 года его призвали в армию и послали в батальон аэродромного обслуживания рядовым красноармейцем.

Еще в 1940 году у него вышла книга стихов "Светлый берег", он вступил в Союз писателей, однако, в отличие от более удачливых товарищей по литературному цеху, мобилизованных в редакции газет, Шефнер угодил в захудалую воинскую часть и, что называется, хлебнул горя полной чашей, чудом не погибнув от голода. Тем не менее, литературное начальство его обнаружило, и в канун 1942 года он был зачислен в штат армейской газеты Ленинградского фронта "Знамя Победы".

С приходом в редакцию Шефнер и принимается за новый дневник.

После записи N 1 от 3.01.42 следует запись N 2 от 5.01.42, где, в частности, Шефнер признается: "Чувствую себя погано. Легкие. В комнате холодно, хотя на дворе оттепель. Свету нет. Эти строки пишу при коптилке. С тоской думаю о маме и Гале. Бедные, как они страдают. Лучше не думать. Я ничем не могу им помочь, ничем..."

Мать Шефнера, Евгения Владимировна, и родная сестра Галя оставались в блокированном Ленинграде, на Шестой линии Васильевского острова.

Из записей за первые недели января 1942 года явствует, что Шефнер, попав ненароком в газету, чувствовал себя там неловко и стесненно. С натугой приноравливался к "должности армейского писателя" и не верил, что придется ко двору. Он честно выполнял рутинную редакционную работу: готовил подписи в стихах к карикатурам, отвечал "начинающим авторам" (нашлись на фронте и такие!), выступал на летучках, но постоянно в себе сомневался. Даже когда ему поручили сделать простейший обзор писем из госпиталей, посетовал: "Ничего не выйдет у меня..."

Еще недавно, в автороте, он, рядовой, никак среди солдат не выделялся, жил - как все, и потому стороннее, журналистское отношение к войне было для него непривычно. Там, в автороте, Шефнер бедовал в землянке, тянул лямку аэродромной обслуги. Мир, подернутый смертельным тленом, для него тогда опасно сузился, сжался, - и, всецело поглощенный навязчивой мыслью, как не умереть с голода, Шефнер волей-неволей воспринимал окружающее с обостренной окопной пристальностью. С тех пор любые бытовые мелочи становились в его глазах событием. Когда его перевели на комсоставское питание, он, разумеется, обрадовался - не придется таскаться с котелком на общую кухню полкилометра, - и тут же взгрустнул: "Когда я прощусь с ним, с моим закоптелым другом, окончательно? Я, между прочим, привык к нему чуть ли не как к человеку" (8.01.42). А 10.01.42 записал: "Получил вместо шлема теплую шапку. Очень доволен. А то в шлеме моя бритая солдатская голова мерзла". 13.01.42: "Сегодня был в ларьке. Купил пудру "Аромат цветов" (дрянь), папку для бумаг, зубной порошок, почтовой бумаги. Еще купил белые (маскировочные) рукавицы, - разодрал одну из них по швам, и получился носовой платок..." Бот такие немудреные солдатские заботы!

Но никакие неудобства не могли сравниться с изнурительным ощущением голода. Шефнер прибыл в редакцию в крайней степени истощения, и есть ему хотелось ежеминутно. "Мерзну, чувствую себя плохо. Скоро могу свалиться от голода. Все время думается о жратве. Поем ли я когда-нибудь теперь досыта?" - сердился он (10.01.42). "Чувствую себя очень слабым. Еще две недели этой голодовки, и я свалюсь" (16.01.42). "Страдаю от голода. Чувствую большую слабость"





 


Полный текст статьи здесь
Поделиться:


11 06 2013

Пожалуйста, оцените:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10



  Танцы   Стихи для детей   Сказки   Рассказы   Праздники   Регламент




Яндекс.Метрика      Индекс цитирования
Поддержать проект c помощью yandex